Беше едва осемгодишен. Русата му, по ученически подстригана коса стърчеше на всички посоки. Баща му всяка вечер заспиваше пиян на масата. Беше кантонер. От майка си помнеше само една дебела руса плитка, която гъделичкаше под носа. Беше починала отдавна. Живееха в стария, порутен кантон край железопътната линия, която водеше за града. Чарли никога не беше ходил там. За града говореше баща му, когато беше трезвен. Чарли си представяше големите, пълни с хора сгради. Тези хора влизаха и излизаха, а щом се срещнеха, се поздравяваха. Той нямаше кого да поздравява, освен черната болонка Томи, която винаги беше по петите му. Понякога махаше с ръка и на влаковете, минаващи покрай кантона, а те му отговаряха със свирките си. Веднъж беше чул от баща си, че всички влакове си имат пътници и че все някога ще спре и неговият влак.
И Чарли чакаше. Но влаковете преминаваха с пълна скорост и от прозорците им хвърчаха разни неща, които той ревностно събираше. Вече си имаше цяла планина от бутилки и консервни кутии.
Веднъж един от влаковете намали скорост и почти спря до кантона. Чарли държеше вдървено вдигнатата си за поздрав ръка и не вярваше на очите си. Когато се съвзе и се запъти към него, той вече беше тръгнал. Дълго тича Чарли след влака. Оттогава започна да гони влаковете. Бягаше до изнемога и падаше без дъх на релсите. После идваше Томи и го душеше с влажната си муцунка.
Отначало беше трудно. Но постепенно започна да свиква. Бягаше все по — дълго, стъпвайки точно на траверсите. През останалото време седеше на пейката пред кантона и се взираше в посоката, откъдето щеше да се покаже влакът за града. Томи започна да страни от него. Това не беше вече нейният господар. Този миришеше на въглища, пара и стомана. Очите му съвсем бяха изсивели. Но и Чарли вече не се интересуваше от своята приятелка. Веднъж, докато се търкаше в краката му, я срита и я замери с някаква бутилка. Томи побягна, скимтейки от болка, и не се появи повече.
Всичко това продължи до момента, когато се появи електрическата мотриса. Беше нова и бронята й блестеше на залязващото слънце. Чарли просто я изпи с очи. Затича се, бягаше по-бързо от всякога. Чуваше свистенето на вятъра. Скоро започна да минава през нови, непознати за него места. Желанието му да стигне влака стана още по-силно. Това трябва да е неговият влак. И той го стигна. Но не се хвана за него, както желаеше — не можа да намери ръцете си. Чувстваше, че се движи по-бързо от мотрисата и че всеки момент може да се блъсне в нея. Краката му — спици на едно огромно и тежко колело, не спираха. Когато задната стена вече беше на една педя от лицето му, той затвори очи. Усети като в сън как се врязва нещо хладно с дъх на метал. Намираше се в мотрисата. Беше преминал стената и продължаваше да се движи напред. Чарли отвори очи. Хората около него бяха като безплътни призраци. Достигна кабината, където двама души с омазнени комбинезони играеха карти, а трети — по-млад от тях, държеше ръчките и гледаше мрачно пред себе си. Чарли не спря, излезе отпред и сякаш се освободи от нещо тленно, което досега го бе дърпало назад. Една мисъл като електрически ток преряза съзнанието му: той не беше вече човек! Погледна назад и видя върху релсите да лежи едно русо, по ученически подстригано момче. Около него обикаляше една черна болонка.
Чарли равномерно потракваше по релсите и не се тревожеше за нищо. Вътре в него почти винаги имаше хора. Но трима от тях, онези с омазнените дрехи, решаваха съдбата му. Той разбра, че вече няма воля и власт над себе си. Правеше това, което му заповядваха онези тримата чрез лостовете и ръчките вътре в него. Това дори го успокояваше. „Вече има кой да се грижи за мен!“ — мислеше си Чарли, докато най-младият от машинистите миеше с парцал и сапун лъскавата му броня. Тези хора го обичаха, потупваха го приятелски по корпуса и казваха: „Ех, че красавец ни се падна!“ Чарли се ласкаеше, радваше се с тези хора, но се чувстваше самотен. И преди беше сам, но по иначе. Тогава ги имаше Томи и баща му. Имаше го старият, разнебитен кантон. Когато си мислеше за тях, плачеше. Едри капки машинно масло се стичаха по бронята му. Механиците дълго търсеха повредата, проверяваха всеки болт, всяка тръбичка, но нищо не разбираха. Чарли искаше отново да бъде при баща си, кантона и Томи. Но тези хора бяха променили маршрута му и сега пътуваше по съвсем други, еднообразни линии. А така искаше да обиколи света…
Веднъж беше спрял на гарата в големия град и чакаше да се качат пътниците. Тогава видя баща си. Беше се отпуснал на една пейка и го гледаше втренчено. От джоба на скъсаната му куртка стърчеше бутилка. Изведнъж той стана, клатушкайки се отиде до него и започна да блъска корпуса му.
— Ти, ти уби сина ми! — викаше той — Защо мълчиш, проклето електрическо говедо? Аз на тебе…
После се свлече на земята и заплака. Едри капки масло се стичаха и по бронята на Чарли. Баща му плака още малко и заспа на асфалта. Двама механици го повдигнаха и го положиха на пейката.
— Какво ли не прави алкохолът! — рече единият, а другият поглади с длан мотрисата:
— Пак е текло масло. Наредиха да го закараме на основен ремонт. Тръгваме довечера.
Чарли трепна. За депото, където извършваха ремонтите, се минаваше по неговата линия, покрай неговия кантон. Едва дочака вечерта. Ето ги старите места, поляните, които беше пресичал, гонейки влаковете. Всичко беше толкова близко. Усещаше как електричеството пулсира в двигателите му. Ето го и кантона. Чарли за пръв път съжали, че няма власт над себе си. Баща му сигурно вече спи. Томи беше приклекнала пред вратата и го следеше с поглед. След това се затича подире му. Беше разбрала всичко, беше познала господаря си. Чарли усети, че го настигат. Долавяше вътре в себе си пресекливото дишане на кучето. Усещаше козината му. Нещо мощно и горещо навлезе в него и замря.
Чарли се повдигна от релсите. Обърса с длан устните си и погледна след отминаващия влак. Това беше новата електрическа мотриса. Сведе глава и видя Томи. Беше мъртва.
Тогда ему еще не исполнилось и восьми лет. Его русые, как-то по-ученически подстриженные волосы, непослушно торчали в разные стороны. Вечно пьяный отец ежевечерне засыпал за столом. Он был смотрителем кантона у железнодорожного полотна. О матери вспоминалась только ее длинная толстая коса, которая всегда щекотала ему нос. Но они продолжали жить в старом полуобвалившемся зданьице-кантоне рядом с железнодорожной линией, ведущей к городу. Чарли никогда до сих пор в городе не бывал. О городе ему раньше рассказывал отец, когда бывал трезвым. Так что Чарли представлял себе огромные городские здания, полные людей. Эти люди сновали туда-сюда, постоянно входили и выходили то в одно, то в другое здание, а когда встречались друг с другом, то обязательно здоровались. Ему не с кем было здороваться, если только с черной болонкой Томи, которая всегда ходила вслед за ним — шаг в шаг. Иногда он махал проходящим мимо поездам и людям в них. Поезда отвечали ему пронзительным свистом, а незнакомые люди иногда махали руками в ответ. Однажды он от отца услышал мудрую фразу, что для каждого поезда всегда есть свой пассажир, и что однажды непременно и для него подойдет и остановится на станции именно его поезд.
И Чарли ждал. Но поезда пролетали мимо на большой скорости и из их окон вылетали всякие удивительные мелочи, которые Чарли обязательно, и даже несколько ревностно, подбирал. У него уже была целая гора всяких бутылок и консервных банок.
Однажды какой-то поезд притормозил и почти остановился у кантона. Приподнятая для приветствия рука Чарли замерла на месте — он не поверил своим глазам. А когда пришел в себя, устремился к поезду, который почти сразу же тронулся в путь. Долго бежал Чарли за поездом… С тех пор принялся догонять поезда — бегал за ними до изнеможения, пока бездыханным не падал на рельсы. Потом прибегала болонка Томи и душила его своими объятиями, если так можно сказать о ласках собаки, обслюнявливающей своего хозяина.
Сначала было очень трудно. Но постепенно он стал привыкать. Бегал все дальше, наступая точно на шпалы, что придавало его бегу некоторую ритмичность. А когда не бегал, сидел на скамейке у кантона и всматривался в противоположном городу направлении, откуда всегда появлялся поезд. Болонка Томи стала его сторониться. Он перестал быть ее хозяином. От него теперь пахло углем, паром, чугуном и сталью. А глаза совсем посерели. Но и Чарли теперь не интересовался своей старой приятельницей. Однажды, когда она валялась у него в ногах, он пнул ее ногой, и даже примерился в нее какой-то бутылкой. Томи, скуля от обиды и боли, убежала и больше не появилась…
Но все это было до того момента, когда появилась электрическая мотриса. Она была новой, ее броня блестела в лучах заходящего солнца. Чарли все глаза просмотрел, восхищенно любуясь ею. А потом, — еще быстрее, чем это делал всегда с поездами, помчался вслед за нею по рельсам. Ветер свистел в его ушах. Он так увлекся бегом, что вскоре стал пробегать мимо совсем незнакомых ему мест. Его желание, во что бы то ни стало догнать движущуюся стальную машину, только усилилось. Словно это был тот самый — именно его поезд. И он догнал! Но не ухватился за поручни, как ему этого хотелось раньше, не ухватился, потому что у него не было рук — он никак не мог их найти. Теперь он ощущал, что движется быстрее мотрисы и что вот-вот, в любой момент может столкнуться с нею. Его ноги превратившиеся в огромные металлические спицы еще более огромного тяжелого колеса, никак не могли остановиться. И когда задняя стенка чугунной машины была от него на расстоянии ладони, он зажмурил глаза от страха. И тут, как это бывает во сне, ощутил, что врезался во что-то холодное, имеющее привкус металла. Теперь он оказался внутри машины, он преодолел стену и продолжал двигаться куда-то вперед. Чарли открыл глаза. Люди около него казались бесплотными призраками. Он добрался до кабины, где двое мужчин в с головы до ног перепачканных комбинезонах играли в карты, а третий — более молодой, чем те двое, держался за ручки управления и мрачно смотрел перед собой. Чарли не остановился, он выбрался вперед и словно бы освободился от чего-то тленного, что до сих пор тянуло его назад. И тут одна четкая мысль пронзила его — он перестал быть человеком! Чарли оглянулся назад и увидел на рельсах светловолосого, плохо подстриженного мальчика. Около него ходила кругами черная болонка.
Чарли равномерно постукивал по рельсам и больше ни о чем не тревожился. В нем, ставшим теперь чугунной машиной, всегда было много людей. Но только трое из них, те, что были в перепачканных комбинезонах, решали его судьбу. Он понял, что больше не имеет ни воли, ни власти над собой. Он теперь делал то, что с помощью ручек управления, ему приказывали те трое. И это его даже успокаивало. «Теперь есть кому заботиться обо мне!» — думал Чарли, пока молодой машинист мылом и тряпкой отмывал его броню. Эти люди его любили. Они приятельски похлопывали его по бокам корпуса и приговаривали: «Какой красавец нам достался! Какой красавец!» И Чарли ласкался к этим людям, словно его прежняя собака Томи, но все равно чувствовал себя совершенно одиноким. Он и раньше был одиноким, но несколько иначе. Тогда у него был отец и собака Томи. У него был полуразрушенный кантон. И теперь, когда он думал о них, то непременно плакал. Крупные капли машинного масла стекали по его броне. Механики долго искали протечку, проверяли каждый болтик его корпуса, каждую трубочку, и ничего не понимали. Чарли снова хотелось оказаться на кантоне, рядом с пьяным отцом и Томи. Но эти люди навсегда изменили его маршрут и теперь он мчался по совсем другим, но таким однообразным железнодорожным линиям. Раньше ему так хотелось обойти весь мир…
Однажды он остановился на какой-то железнодорожной станции и ждал пока люди займут свои места в вагонах. И тут увидел своего отца. Он расслабленно сидел на скамейке и сосредоточено смотрел на железную машину. Из кармана его изодранной куртки выглядывала наружу наполовину выпитая бутылка. Неожиданно отец встал, шатаясь во все стороны приблизился к машине и изо всех сил принялся пинать ее корпус:
— Ты! Ты убила моего сына! — громко кричал он. — Чего молчишь? Проклятое электрическое животное! Да я тебе…
Потом он упал на землю и горько заплакал. Крупные капли машинного масла потекли по корпусу Чарли. Отец его еще немного поплакал и уснул тут же, на асфальте. Двое механиков подняли его и положили на скамейку.
— Вот что алкоголь делает! — сказал один из них и погладил ладонью корпус своей машины.
— Опять масло потекло. Распорядились отправить на капитальный ремонт… Вечерком и отправимся.
Чарли вздрогнул. К ремонтному депо, где проводились все ремонты, нужно было ехать по его родной линии — мимо его кантона. Он еле дождался вечера. А вот и знакомые места, поляны по которым когда-то бегал, опережая поезда. Все было так близко. Он ощущал, как трепещет в нем электричество. А вот и сам кантон… И Чарли впервые пожалел о том, что не властен над собой. Отец наверное спит… Томи, присев у двери, следила за ним сосредоточенным взглядом. А потом помчалась за ним вслед. Она все поняла и теперь узнала своего хозяина. Чарли почувствовал как его настигают. И даже почувствовал внутри себя прерывистое дыхание собаки. Ощущал запах ее шерсти. Что-то горячее и мощное вошло в него и замерло.
Чарли приподнялся над рельсами. Отер рукой рот, и посмотрел вслед удаляющейся стальной махине. То была новая электрическая мотриса. Он склонил голову к земле и увидел свою Томи… Она была мертва.
Переведено 4 декабря 2012 г.