Когато бях дете, дядо често ми разказваше приказки и разни истории, които умело съчиняваше или беше чул от други хора. Запомнил съм една, която по онова време силно ме беше впечатлила. И досега я помня, като ярък пример на човешкото геройство и твърдост. Ще се опитам да предам думите му, а ако не успея, то моля да ме извините, защото доста години минаха оттогава.
Той започваше своите разкази бавно, замислено, с кадифен, благ глас. Пъстрите му зелени очи се заглеждаха някъде далеч, сякаш отвъд времето и пространството. Забравяше, че има слушател край себе си, и разказваше, разказваше, a историята сама гo водеше до развръзката си.
„Аз самият не разбирам нищо от лов. Станах обущар, защото нашите нямаха пари да ме изучат на друг, по-добър и тачен занаят. Баща ми също не беше ловджия. Дядо ми обаче се славел с много ловни подвизи и ловът сякаш бил в кръвта му. Той имал по-малък брат-ерген, също запален ловец. При тоя лов, за който ще ти разкажа, дядо ми загинал съвсем нелепо. Това станало причина баба ми да настоява пред осиротелия ми баща повече никога да не се занимава с лов. И тая повеля се e предала и на мен.
Било е още през турско. Дядо ми и брат му живеели в турската махала, над река Лева. Занимавали се с търговия на коне и добитък. Тогава това бил много печеливш занаят. Закупували живата стока — коне, катъри, магарета и всякакъв добитък от района на Орханиѐ и го препродавали из врачанския вилает.
Като честни търговци те били много уважавани и сред турците. Търсели ги отвсякъде. На лов ходели, когато продадели стоката, без да се съобразяват с времето, дали е лято, есен или зима. Излизали със собствените си коне, няколко ловни кучета и със старите ловни кремъклийки, за които имали разрешение от турските власти.
Било люта зима. Студът сковавал земя, къщи и хора. Падналият сняг затрупал пътища и друмища. От Балкана се спуснали глутници гладни вълци, които започнали да вилнеят по села, махали и паланки. Когато залезело слънцето и се спуснел мрак, никой не смеел да излезе извън дома си. Хората седели край огнищата и се заслушвали във вълчия вой. На сутринта излизали, за да видят дали има останала жива стока, коза, овца или говедо. В повечето случаи вълците се престрашавали и прескачали оградите на дворове и къшли, издушвали де що видят и изчезвали. Хората пропищели от мъка и безсилие. Властта, в лицето на турската полиция, не можела да се справи с тая напаст. В близките села имало случаи на изядени деца и откъснати ръце на жени.
В ония времена българите почти нямали оръжие, но турците организирали ловни хайки и започнали да отстрелват по-големите глутници. Имало обаче един случай, при който били безсилни. Появил се някакъв свиреп звяр, вълк с огромна сила, хитрост и ловкост, който бил неуловим. Той така наплашил населението, че започнали да разказват легенди за набезите му. Сякаш бил неуловим от куршум. Появявал се изневиделица, разкъсвал де що види и внезапно изчезвал. Всявал страх и ужас в хората, които го видят, сякаш парализирал ума и волята им. Колкото и да се опитвали ловците да го застрелят или уловят, той все им се изплъзвал.
Един ден, в най-дълбоката зима, каймакаминът получил писмо от съседната западна околия, с молба за помощ. Молбата била да се изпратят ловци до тамошните места, които да убият страховития вълк.
Каймакаминът познавал всички ловци във Враца и без да мисли дълго, пратил да повикат дядо ми и брат му. Те отишли в конака, седнали на широките миндери, изпили по три горчиви кафета и се съгласили с предложението на турския управник да помогнат за убийството на опасния звяр. Било им обещано, ако се справят със задачата, да получат по 50 сребърни меджидии и султански ферман с разрешение за носене на оръжие до тяхната смърт. Последното било голямо благоволение за тях, немюсюлманите.
Една сутрин яхнали силните си коне, взели със себе си ловните кучета и новите, подарени им от каймакамина, австрийски ловни карабини. Тръгнали по засипаните със сняг пътища на запад в посока Мътница, там, където разправяли, че за последно бил видян легендарният звяр.
По онова време горите и долищата около Мътница били стари и непроходими. Нямало я по-късната сеч и онези места били удобно място за развъждане на дивите зверове. Привечер стигнали дo едно турско село. Хората били известени за тях и ги посрещнали както подобава. Нагостили ги, приготвили им постелки и след като пренощували, ги изпроводили с пожелание за успех в лова. Придружавала ги малка група турци, но тя била само колкото да ги насочва, за да не се лутат и губят.
Срещнали две глутници вълци. Успели да изтребят голяма част от тях, а привечер тръгнали обратно. Търсеният страховит вълк обаче не бил между другите вълци в глутниците. Решили, че това бил вълк-единак.
Започнало да мръква. Наближили горната махала и ловците турци се разотишли по домовете си. Останали само двамата, дядо ми и брат му. Преди да влязат в селото трябвало да минат през един дълбок дол.
Изведнъж единият от конете изпръхтял и започнал да рита. Другият се изправил на задните крака и зацвилил уплашено с оцъклени очи. Kонете били усетили присъствието на голям звяр. Двамата братя били едри и силни хора, буйни, с яки ръце и могъщи снаги. Те само това чакали. Успокоили конете, после заредили карабините, извикали яростно, като да ги чуе глухият дявол, и препуснали по ръба на дола, в посока, където предполагали, че се крие хищникът.
Неочаквано пред тях се мярнал дебел клон на стар дъб. Дядо ми не успял да го види и си блъснал челото с голяма сила в него. Главата му се сцепила и той рухнал от коня. По-младият му брат спрял. Навел се, повдигнал го, но той вече бил издъхнал. От главата му останало червено петно от кръв и мозък.
Заревал от мъка и ярост братът. Прегръщал го, зовял го, но дядо ми не помръдвал.
Тогава изгряла луната и на фона на близката скала той видял силуета на огромния звяр. Очите му яростно светели в тъмнината. От озъбената му разпенена паст святкали едри бели зъби. Три от ловните кучета го били обиколили. Хвърляли се срещу него, но напразно, той изщраквал със зъби и те отстъпвали панически назад. Едрият звяр имал ужасяващ вид.
Братът вдигнал глава, втренчил се в животното, захвърлил карабината, изревал нечовешки и се хвърлил напред.
Двете силни същества, човекът и вълкът се срещнали лице в лице — ревящият от ярост човек, с голи ръце, и вълкът, озъбил хищна паст. Сблъскали се, счепкали и се запремятали в смъртоносна хватка из дълбокия сняг.
Мъжът сграбчил вълчия врат, стиснал го като с клещи. Животното се мятало, хапело де що докопа, ръка, крак, хълбоци. Човекът не усещал болка, стискал и стискал, колкото имал сила.
В един момент усетил как едрото сиво тяло се отпуска в ръцете му, зелените огънчета на очите започнали да помръкват, а розовият език се провесил от разпенената уста.
Вълкът бавно издъхвал. Накрая човекът отпуснал хватката и легнал изнемощял на снега. В крайната махала турците чули шума от борбата, въоръжили се кой с каквото могъл, запалили факли и тръгнали натам. Когато пристигнали, заварили как брат брата прегръща, милва го и плаче. До тях лежал бездиханният звяр с изцъклени очи. Помогнали на момъка да качи на коня загиналия. Завързали вълка на един дебел клон и потеглили към селото.“
Така завърши разказа си моят дядо. Той бе чул тая случка от своя баща, а той от чичо си, братът на дядо му. Баба му обаче плакала и скърбяла много кратко време. Била мъдра жена, знаела, че по време на лов всичко може да се случи. Нещастието, без да го очакваш, идва. Тя прегърнала сина си, баща ми, и го заклела никога да не хваща пушка и да не тръгва нa лов.
Разпродала и кучетата.
Оставила само едно, Белушко, което доживяло до дълбока старост. То било жив свидетел на трагедията. До края на дните си Белушко мразел вълците.
Щом ги усетел през някоя тъмна зимна нощ, завивал неистово и правел отчаяни опити да се освободи от каишката, с която бил вързан. Приличал на истински разярен вълк. Така си и умрял. Никой не го бил чул да лае, само виел и виел.
Когда я был ребенком, мой дед часто рассказывал мне сказки, которые умело сочинял, или пересказывал, услышанные от кого-то, истории. Мне запомнилась одна из тех, которая меня особенно сильно потрясла. Я и теперь помню её, как пример человеческого геройства и твердости. Попытаюсь своими словами передать услышанное от деда. Ну, а если у меня это получится не очень удачно, прошу меня извинить, потому что слишком много лет утекло с тех пор, когда я услышал эту историю.
Дед обыкновенно начинал рассказывать своим бархатным голосом, негромко, не спеша, задумчиво. Его зеленые глаза с редкими темными крапинками в них, устремляли взор куда-то далеко-далеко, словно бы за пределы расстояний и времени. Он забывал о слушателях вокруг себя и рассказывал, рассказывал, рассказывал. И история сама подводила его к концу повествования.
«Я сам ничего в охоте не понимаю. Обувщиком стал, потому что в семье ни на что другое – лучшее и более престижное ремесло, денег не было. Отец мой тоже охотником не был. А вот его тесть очень славился своими охотничьими подвигами, словно охота была в его крови. Был у него младший брат – в то время еще холостяк — тоже заядлый охотник. Во время той охоты, о которой я сегодня вам поведаю, он совершенно нелепо погиб. И из-за его гибели, бабка смогла внушить всем своим близким мысль о том, чтобы никогда и ни при каких условиях никто охотой больше не занимался. И это её внушение с тех пор так и передавалось из поколения в поколение.
А было это еще в османские времена. И дед и его брат жили в турецком квартале, над речкой Левой. Занимались они в основном торговлей лошадьми, но продавали и другую живность. Тогда это было доходным делом. В окрестностях Орханиѐ они покупали лошадей, мулов, ослов, и перепродавали их в окрестностях Врацы и даже на рынке самого города. Как честные торговцы они и у турков пользовались большим уважением. За товаром к ним обращались и купцы и перекупщики со всей западной части страны. На охоту они ходили только тогда, когда пустели загоны для животных. И тогда уж охотились не взирая ни на погоду, ни на сезоны года. Выезжали на своих гнедых с несколькими охотничьими собаками. И ружья у них тогда были кремниевые – таких и не сыскать теперь. В те времена, чтобы обладать оружием, нужно было иметь разрешение от турецких властей.
Зима в тот год была просто лютая. Сильный мороз сковал землю, дома, людей. Снега навалило столько, что он завалил все дороги и тропы. С Балканских гор прямо к селениям голод погнал голодные волчьи стаи, которые ежедневно приносили селянам большие потери, огромный ущерб. Не успевало солнце закатиться за вершины гор, как в селах наступала полная темнота – они тонули во мраке и уже никто не смел высунуть носа из своих, утопающих в снегу, домишек. Семьи устраивались около огнищ и чутко, с трепетом в душе, прислушивались к волчьему вою. И только утром осмеливались проверить – уцелела ли живность в домашних загонах. В большинстве случаев волки бесстрашно преодолевали заборы дворов и загонов, душили живность, какая попадала им на глаза первой и исчезали. Люди навзрыд рыдали от нанесенного им ущерба и от бессилия. Турецкие власти были не в состоянии справиться с большими волчьими стаями. В соседних селах бывало, что волки нападали и на людей, загрызали детей, ранили хозяев подворий.
Болгары в те времена в основном были безоружными, но турки организовывали охотничьи отряды и принимались отстреливать волков. Той зимой и эти отряды оказались бессильными. Появился еще какой-то зверь – жестокий, свирепый, ловкий и невероятно сильный. К тому же, совершенно неуловимый. Он так напугал народ, что все наперебой начали рассказывать о том, как его и пули не берут. Появлялся он, вроде бы ни откуда, душил все что на глаза ему попадалось и, разорвав животное в клочья, внезапно исчезал. Дикий зверь вселял ужас в темные души старых и малых жителей этих мест. Страх и ужас парализовывали каждого, кому случалось хоть издали его видеть, — у такого нечаянного свидетеля просто вышибало и ум и смекалку. Но сколько бы не пытались пристрелить или поймать четвероного убийцу, он всегда ускользал от охотников.
Однажды в середине зимы, местные власти из соседней околии получили сообщение о том, что в их местах снова появился страшный зверь и взмолились о помощи – своими силами справиться с окончательно обнаглевшим зверем не могли.
После недолгих размышлений, послали гонца за дедом и его братом. Они и отправились на помощь соседям. Первым делом пошли в жандармерию, уселись на жесткие диваны, выпили там с начальством по три горьких густых кофе и согласились с предложением начальства расправиться с хищником. За это обещано им было по 50 серебряных монет и документ от Султана, разрешающий впредь до самой смерти носить оружие. Вот это – последнее, было неслыханной поблажкой для ниx, для неверных.
Однажды утром они оседлали своих крепких, выносливых коней, взяли с собой, подаренные им начальником жандармерии, новые карабины и охотничьих собак и отправились по занесенным снегом дорогам и тропам на запад, в направлении Мутницы. Как рассказывали селяне, в тех местах совсем недавно видели легендарного, наводящего ужас, зверя.
В те далекие времена, леса и ущелья около Мутницы, были практически непроходимыми. Еще не было, появившихся после, просек и мест, удобных для разведения диких зверей. Вечером наши достигли турецкое село. Его население предупредили о появлении охотников, и им был оказан самый теплый прием. Угостили их, приготовили мягкие лежанки, a после крепкого сна, на рассвете, проводили их на охоту. Сопровождал их маленький отряд турков, но так, больше, чтобы не плутали по незнакомым местам и быстрее пришли к нужному месту.
В этот день выследили две стаи волков, большую часть их удалось отстрелить, вечером повернули обратно, сделав вывод, что самого жестокого крупного зверя среди застреленных ими не оказалось. Решили, что самые большие беды ждут селян впереди – и нанесет их волк-одиночка.
Стало смеркаться. Небольшой отряд спустился к верхнему кварталу селения и охотники-турки разошлись по домам. А нашим, прежде чем попасть в основную часть села, нужно было преодолеть глубокий овраг. Теперь их осталось только двое: дед и его брат. Неожиданно почуяв беду, захрипели их кони, принялись переступать ногами и прясть ушами – всем своим видом показывая хозяевам тревогу и даже испуг. Один из коней взвился на месте вверх – поднял передние ноги и испуганно выпучив глаза, громко заржал. Кони почуяли запах дикого зверя. Оба брата были крупными и выносливыми мужчинами с сильными руками. Этого момента они давно ждали. Успокоив коней, братья перезарядили карабины, и громко прокричав что-то во мглу, словно хотели, чтобы их и глухой дьявол услышал, резво тронулись по краю оврага в том направлении, в котором предполагали встретить хищника – одинокого волка.
Неожиданно перед ними мелькнула ветка старого дуба. Скачущий впереди дед, не успел разглядеть её в темноте, и со всей скорости и силы ударился головой о толстую, заледенелую ветвь. От сильного удара, не только голова, но и все туловище отскочили назад и дед тяжело рухнул с коня в глубокий снег. Младший брат остановился. Слез с коня и с трудом поднял старшего. Тот уже не дышал. Ему казалось, что голова брата теперь представляет собой месиво мозга и крови. Взревел младший брат от боли и ярости. Обнимал, звал старшего брата, но тот не шевелился.
Взошла луна и тут, на фоне ближайшей скалы он увидел силуэт крупного сильного зверя. Его глаза яростно светились во тьме. Из ощерившейся пасти угрожающе сверкали крупные клыки. Три неистово лающие собаки окружили разъяренного волка. Они напрасно бросались на него, он громко щелкал зубами то на одну, то на другую и собаки панически отступали. У волка был действительно угрожающий вид.
Младший брат в бешенстве уставился на беснующееся животное, отбросил карабин в сторону, взревел не человеческим голосом и бросился вперед. Два сильных создания природы, два существа – человек и волк стремительно вступили в яростную, неравную битву. Ревущий от ярости человек и ощерившийся волк. Они столкнулись, схватились и повалившись в снег в смертельной хватке принялись кататься по снежному насту, утрамбовывая рыхлый снег. Мужчина успел ухватиться за мощную шею волка, стиснув ее сильными руками, словно клещами. Животное металось из стороны в сторону, кусалось, хватая то бок, то руку, то ногу противника. Человек от ярости не чувствовал боли, он только сжимал и сжимал пальцами шею волка.
В какой-то момент мужчина почувствовал, как большое сильное тело зверя начало ослабевать в его руках, перестало сопротивляться, зеленые огоньки глаз стали тускнеть, потом совсем угасли, розовый язык выпал из запененной пасти.
Волк отдавал Богу душу. В конце концов человек ослабил хватку, и обессилив, рухнул в притоптанный теперь снег. В ближайших к лесу домишках турецкого квартала, люди слышали шум неравной борьбы человека с волком и вооружившись кто чем мог, прихватив смоляные факелы, направились к месту битвы. Когда турки приблизились к месту разыгравшейся трагедии, они увидели как младший брат, громко рыдая, и обнимая тело старшего, прижимал к себе погибшего. Неподалеку от братьев, с выпученными глазами лежал в снегу бездыханный зверь. Турки помогли парню поднять и закрепить на спине коня погибшего. Волка привязали к одному из ближайших деревьев, и медленно пошли в село.»
Дед закончил свое повествование. Скорее всего эту и подобные этой истории, он слышал от мужчин своего рода: дедов ли, прадедов ли, или от дядюшек. Бабка была жесткой, мудрой женщиной и горячие слезы проливала совсем недолго, знала, что во время охоты всякое может случиться. Во время любой вылазки всегда может случиться трагедия. Вскоре после похорон, она обняла сына, моего отца, и долго убедительно заклинала его никогда не брать в руки охотничьего ружья и не ходить на охоту.
Вскоре продала и собак. Только расстаться с Белоушкой – свидетелем той трагедии, не смогла. Так и прожил верный пес до глубокой старости. Волков чувствовал из далека, жутко их ненавидел и темными зимними ночами буквально предвосхищая их появление близ села. Тогда он неистово выл и отчаянно пытался освободиться от ошейника. В такие моменты он сам становился похожим на разъяренного волка. Так и умер от старости ни разу не залаяв – только выл до последнего…
Перевод осуществлен 7 февраля 2015г.